Эти шутливые слова вызвали взрыв веселого смеха. Иронии, в них таившейся, не заметил никто. Граф отдал общий поклон, обмахнулся надушенным кружевным платком, насмешливо предсказал Жуанпору, что удача от него отвернется, а затем неторопливым шагом направился к главному залу отеля.

— Добрый вечер, любезный, — сказал он высокому осанистому лакею, проходя в высокие двери.

— Добрый вечер, граф, — ответил тот, не поведя и бровью.

— Кто здесь сегодня?

В строгом костюме черного бархата граф был решительно элегантен. Серебряное шитье украшало его жилет и отвороты камзола, над которыми, как огромная винная капля, рдел знаменитый рубин.

— Весь свет, граф, — голос лакея звучал вежливо, но бесстрастно. — Графиня д'Аржаньяк в бальном зале, если не соизволила удалиться на ужин.

— Благодарю.

Взгляд Сен-Жермена остановился на полотне кисти Веласкеса. Граф с минуту его рассматривал, потом произнес:

— Как думаете, любезный, не пожелает ли владелец отеля расстаться с этой картиной?

— Сомневаюсь, граф, — с достоинством ответил лакей.

— Я дал бы хорошую цену, — громко продолжал Сен-Жермен, с удовольствием вспоминая, во что этот холст ему обошелся. — Прошу, напомните вашему господину, что работы Веласкеса — моя слабость.

Проходивший мимо де Ла Сеньи услышал его слова.

— Что, граф, опять пытаетесь сторговаться? Картина действительно хороша.

Сен-Жермен обернулся.

— О, я и не заметил вас, Донасьен. Да, снова пытаюсь, но безуспешно.

— Если вы не бросите этих попыток, мы начнем ставить на вас.

Де Ла Сеньи обернулся к приятелю за подтверждением, но барон Боврэ сделал вид, что ничего не слыхал. Этим вечером старому щеголю удалось превзойти самого себя. Замысловатый парик, присыпанный голубоватой пудрой, удерживался на голове с помощью золотого чудовищных размеров банта, бледно-лимонный камзол имел отвороты цвета кларета, все это пытались собрать в единое целое бирюзовые кружева. Кроме того, от модника немилосердно разило духами.

Сен-Жермен поклонился и выразил свое впечатление единственной фразой.

— Как всегда, почтенный Боврэ, у меня не находится слов.

Боврэ покосился на строгий наряд Сен-Жермена и, глядя в пространство, сказал:

— У нас тут не монашеское собрание. Я предпочитаю выглядеть по-человечески. Впрочем, что это такое, понимают, как видно, не все.

Сен-Жермен с обезоруживающей улыбкой склонил голову.

— Барон с вашей манерой одеваться по-человечески вы в этом зале, похоже, единственный человек.

Де Ла Сеньи, чтобы прекратить перепалку, поспешил обратиться к Боврэ.

— Вы ведь, кажется, приглашены к Шассордору. От него рукой подать до Сан-Дезэспора. Не соберетесь ли поохотиться в нашей компании, а?

— Что? Заглянуть в Сан-Дезэспор? Неплохая идея. Я проведу у барона неделю. Думаю, один вечерок он поскучает и без меня.

Теперь Боврэ подчеркнуто игнорировал графа.

— Зачем же скучать? Пусть едет с вами, — предложил де Ла Сеньи. — Дю Шассордор заядлый охотник. И как товарищ неплох.

— Все это так, но барон не в ладах с д'Аржаньяком. Они лет уж десять тягаются из-за угодий, и спору не видно конца. — Боврэ печально вздохнул, но тут же весело захихикал. — Не беспокойтесь о том, Донасьен. Я выберу подходящее время. Уж больно мне хочется полюбоваться на ваши амуры с этой премиленькой Монталье.

— Будьте покойны, я вас не разочарую.

Молодой человек обнял Боврэ за плечи, и приятели, заговорщически подталкивая друг друга локтями, направились к залам, где шла игра.

Сен-Жермен, внезапно встревожившись, вновь подошел к шедевру Веласкеса. Он не хотел, чтобы его озабоченность бросалась в глаза. Ему вдруг сделалось одиноко. Он вспомнил, как жадно разглядывал эту картину около ста лет назад. Масло на ней еще не просохло, а мэтр все выспрашивал, проступает ли в чертах умирающего довлеющий над ним рок. Сен-Жермену тогда подумалось, что вспыльчивый, нелюдимый, плохо уживавшийся с современниками Сократ ни за что не узнал бы в созданном воображением Веласкеса благообразном старце себя. Но гению о том говорить было незачем, и он промолчал.

Медленным шагом граф направился в сторону обеденной залы. Тревога, вызванная словами Боврэ и де Ла Сеньи, не уменьшилась, когда он обдумал их разговор. Сен-Жермен вспомнил, что и сам получил приглашение от д'Аржаньяков составить им компанию в Сан-Дезэспор; приглашение, которое он не принял, так как чувствовал, что на природе у него не достанет сил противиться искушению, какое несомненно явит собой близость Мадлен. Образ ее он всемерно вытеснял из сознания, но тот покоряться ему не желал. Образ был, пожалуй, даже упрямее оригинала, его гнали в двери, он проникал в окна, он заполнял все сознание графа, он манил, он дразнил. Связь с Сен-Жерменом была для Мадлен смертельно опасна, граф понимал это, граф ее жаждал и уже много дней находился в непрестанном боренье с собой. Ему вдруг померещилось нежное девичье тело, пронзенное осиновьш колом, и он чуть не вскрикнул от боли.

— Ах вот вы где, граф!

Сен-Жермен резко обернулся и увидел Клодию д'Аржаньяк, приближающуюся к нему под руку с герцогом Мер-Эрбо. На графине было бальное платье бледно-зеленого атласа, вышитое вьюнком и приоткрывавшее нижнюю юбку бельгийского кружева с рюшами из австрийского шелка.

Сен-Жермен пришел в себя и низко поклонился графине.

— Я счастлив видеть вас, — сказал он и вдруг понял, что это почти правда. — Я не спрашиваю, как вы себя чувствуете, за вас говорит ваш цветущий вид. Зная, сколько у вас хлопот, я скорей ожидал бы найти в вас мрачное существо, удрученное ожиданием надвигающегося события и гадающее, хорошо все пройдет или нет.

Графиня весело рассмеялась; ее глаза сияли почти так же ярко, как тяжелые изумруды колье.

— Ах нет, дорогой граф! Гадать уже некогда. Завтра мой муж увозит нас всех в деревню, где мы сможем перевести дух, пока дом наш готовят к празднеству. Если бы вы почаще бывали у нас, вы бы об этом знали.

— Я получил приглашение, — напомнил ей Сен-Жермен и обратился к герцогу. — Приятно снова вас видеть в Париже, сударь. Надеюсь, ваша миссия в Лондоне завершилась успешно?

— Признаться, не очень, — ответил герцог. — Англичане считают себя практичным народом и весьма этим гордятся, но в австрийском вопросе эта практичность выходит нам боком.

Сен-Жермен улыбнулся.

— Вполне извинительно, дорогой Мер-Эрбо, если желания англичан изредка не совпадают с интересами Франции.

Графиня воздела руки.

— Господа, господа, прошу вас, о политике больше ни слова. Герцог донимает меня этими разговорами уже битый час Его рассуждения слишком сложны для моего разумения.